Наверное, я бы даже не обратил на этого старика особого внимания, если бы не услышал, как он зовет свою собаку. Я сидел, погрузившись в чтение только что купленной книги, на скамейке, в парке, что напротив китайского посольства, и краем глаза заметил, как рядом присел старик с палкой. Через несколько минут я услышал, как старик крикнул слабым голосом: "Ницше, ко мне! Ницше!". Я невольно оторвался от книги и с удивлением посмотрел на старика, к которому подбежал большой черно-коричневый эрдельтерьер. Пес сел у ног старика и, преданно глядя ему в глаза, завилял хвостом, словно просил разрешить ему еще немного побегать вокруг пруда. Старик погладил собаку, привязал поводок к скамейке, а потом вдруг посмотрел на меня. У него было маленькое морщинистое лицо, как-то странно контрастировавшее со всей его худой высокой фигурой, и бесцветные слезящиеся глаза. Редкие седые волосы были гладко зачесаны назад. Старик открыл лежащий рядом на скамейке потрескавшийся старый портфель и вытащил пакет с бутербродами. Я снова вернулся к чтению, чтобы не смущать его во время трапезы. Но через несколько секунд любопытство взяло верх, и я спросил старика:
- А почему именно Ницше?
- А-а..., - почему-то радостным голосом воскликнул старик, словно давно ждал моего вопроса, - Хороший вопрос. Впрочем, не Вы первый, кто его задает.
- Вы поклонник Ницше?
- Поклонник... Если бы только поклонник...
Старик вдруг нагнулся ко мне и тихо сказал:
- Это моя месть. Понимаете, моя месть Ницше!
- Вы говорите так, словно знали его лично...
- Так оно и было, молодой человек, так оно и было.
Я решил не углубляться в тему личного знакомства старика и философа и спросил только.
- За что же Вы ему мстите?
- А за все сразу. За то, что он обманул меня. Он меня обманул.
Я посмотрел на старика, который словно переменился, как только заговорил о Ницше, - глаза его загорелись, а на лице появилось выражение какого-то лихорадочного возбуждения, какое можно увидеть у игроков в казино, - и у меня зародилось неприятное подозрение в его нормальности. А он замолчал и выжидательно-агрессивно на меня посмотрел. Я осторожно спросил:
- Вот как... Но ведь Вы, наверное, любите свою собаку?
- Собаку-то, конечно, люблю. Потому и назвал ее в честь Ницше.
- Я что-то перестаю понимать...
- А что тут понимать. Любовь-ненависть - дело банальное.
- Но все-таки... не совсем ясно. Может, расскажите подробнее?
- Я бы рассказал, да боюсь, что Вам, молодой человек, этого не понять.
- Вообще-то, я читал Ницше.
- Да разве в этом дело? Читал...
- А в чем тогда дело? - высокомерный тон старика начинал меня злить.
- Вы читали его, а я - жил им! Разницу чувствуете, нет?
- Начинаю чувствовать... - сказал я как можно уклончивее.
Этот странный диалог начал мне надоедать, но теперь уже трудно было просто встать и уйти, хотя мне очень хотелось это сделать. Между тем, старик отпустил собаку, которая радостно ринулась разгонять воробьев, и снова скорчил сердито-выжидательное выражение, словно приглашая меня спрашивать дальше. Но мне уже не хотелось больше ничего спрашивать. Я молчал.
- Ну что же вы молчите? Рассказать Вам, что со мной случилось?
- Ну расскажите, - промямлил я, проклиная в душе свою мягкотелость.
- Ну расскажите... - передразнил старик гнусавым голом и засмеялся коротким отрывистым смехом. А потом вдруг перестал и сказал серьезно, тыча в себя пальцем:
- Вот что со мной случилось! Вы же видите, в кого я превратился.
- Ну а при чем здесь Ницше?
- Я ему поверил... Я хотел стать сверхчеловеком. И я им почти стал!
- Да? И как же Вам это удалось?
- А сказать Вам, молодой человек, где я работал? А сказать Вам, кем я работал?!
- Да нет, я думаю, не стоит... Я догадываюсь.
- Нет, Вы не догадываетесь! Что Вы можете знать о том времени? А что? Да Вы все тут счастливчики. А когда-то... Э-хе-хе…
- Но насколько я знаю, Ницше в те времена был ведь под страшным запретом. Как же вам удалось?
- А вот так и удалось. Немецким-то я в совершенстве владел, вот и читал в оригинале.
- А оригинал откуда достали?
- А вот это, уж простите, сообщить Вам не могу.
- Да ладно. Я так просто спросил...
- И Вы с этим не...
- Не попались? Вы ведь это хотели спросить? Нет, не попался. Повезло. Но зато, сколько было упоения... Я ведь в себе скрестил двух великих людей: Маркса и Ницше. Это был потрясающий симбиоз. Да, именно сим-би-оз…
Последнее слова старик произнес по слогам и, наклонясь к моему уху, словно я был глухой.
- Да Вы не волнуйтесь так, - сказал я, - Я верю вам.
- Нет… Вам этого не понять… Это было нечто непостижимое разумом. Праздник духа. Я шел на работу и цитировал про себя "Заратустру", шел обратно и цитировал "Человеческое, слишком человеческое" и все дни были наполнены властью и волей... Волей и властью… Как они дрожали! Если бы вы видели, как они все вжимались в свои стулья, когда сидели передо мной. А я сидел за столом и цитировал им Ницше. Иногда, впрочем, попадались и вполне образованные экземпляры. Отвечали мне цитатой на цитату. И у нас бывали долгие философские дискуссии. Ну а почему бы нет, времени было вдоволь.
Старик прикрыл глаза, откинулся на спину и погрузился в себя. В какой-то момент мне даже показалось, что он уснул. Но я ошибся. Видимо, он просто копил силы для нового броска. Он снова повернулся ко мне и, глядя куда-то поверх моей головы, продолжил свой странный монолог, в котором так непонятно совмещались ярость и усталость.
- Мне казалось, что вот оно, то, о чем писал Ницше. Вот она власть над людьми. И ведь я заслужил ее! Ведь я воспитал в себе эту волю многолетним трудом, тренировками, закалкой. Я стал почти железным. И сколько было в этом духа, сколько радости. Вам сейчас этого не понять... Мир усреднился. Маленькие люди заполонили всю землю. Маленькие средние люди в клетчатых штанах... Муравейник, желтый Китай.
- Но ведь так было всегда, - вставил я, воспользовавшись паузой.
- Всегда? Нет, не всегда, молодой человек, далеко не всегда… Иначе нам было бы не с чем сравнивать. Впрочем, теперь это уже не имеет значения. Это уже не важно, не важно. Важно другое... - старик вдруг сник и как-то сдулся, словно лопнувший шарик. Помолчал несколько минут и тихо добавил:
- Однажды все кончилось... Лопнуло словно мыльный пузырь. И начался такой стремительный распад. За несколько лет я превратился в рухлядь. Он обманул меня, понимаете, обманул. Зачем я дожил до этого? Умер бы тогда, не изведал бы этого позора… А что теперь? Что? Один в огромной квартире... Целыми днями. А ночами - бессонница... И стены все время от меня уезжают, и такая чернота по ночам, словно я один в целой Вселенной. Вот представьте себе космонавта, который оторвался от станции и летит в космической бездне. И еще есть на несколько часов запас кислорода... Но представьте, какой ужас он должен чувствовать.
- Где-то я уже читал про такого космонавта, - сказал я, хотя сразу вспомнил, что именно такая ситуация была описана в одном из рассказов Бредбери.
- Знаете что... Не то Вы все читали, не то, - в голосе старика сквозила нескрываемая обида. Он отвернулся и снова надолго замолчал. Собака весело резвилась, время от времени подбегая к хозяину, словно желая проведать его.
Я снова взял в руки книгу, но читать уже не мог, ничего не лезло в голову. Я уже собирался встать и пойти домой, но старик опередил меня.
- Всего хорошего, молодой человек, - сказал он сухо и встал, - желаю Вам всяческих успехов. И ради Бога, не вздумайте читать Ницше.
- Спасибо за совет, но уж как-нибудь сам разберусь.
- Ну-ну… - усмехнулся старик и медленно пошел по бульвару. Ницше пристроился рядом с хозяином и шел, не отставая и не опережая его.
Не успел я проводить старика взглядом, как ко мне обратился еще один явный пенсионер. И тоже с собакой. Но это уж был совсем другой тип, из тех, что все про всех знают и не страдают отсутствием уверенности.
- Достал он Вас, наверное, да?
- Да нет, ничего. Очень занятный старичок.
- Про Ницше говорил?
- Говорил.
- Он всем про него говорит. У него с головой не в порядке.
- Правда? А Вы откуда знаете?
- Да мы же уже почти тридцать лет в одном доме живем, вон за тем переулком.
- Вот как… - я не знал, что еще сказать и терпеливо ждал, пока пенсионер уйдет.
- Лет пять назад он начал читать Ницше и буквально помешался. Стал какую-то чушь про себя рассказывать. В общем, классический случай. Он говорил Вам, кем он работает?
- Намекал… что-то очень неприятное, по-моему. Органы?
- Да какие там органы! Это его больная фантазия. Он всю жизнь просидел простым инструктором по охране труда на заводе. Ничего особенного. Всегда был тихий такой, незаметный. И жена от него давно ушла. Живет один как перст, собаку вот завел несколько лет назад...
- Значит, он все это придумал? Но зачем?
- Да затем, что старческий маразм, вот зачем.
Пенсионер пошел гулять дальше, а я положил книжку в сумку и двинулся к метро. В душе был какой-то неприятный осадок. Нет, думал я, тут не маразм, тут что-то другое, что-то такое, что гораздо страшнее любого маразма... Быстро темнело и как-то резко похолодало. Я застегнул куртку повыше и ускорил шаг.
|